Не знаю в каких далях я нашёл их. И нашёл ли? Охотник и две адские гончие.

Осенний лес, стылый, зябкий, оттаявший недавно от седины утреннего заморозка, пытается согреться под живительными лучами солца. Наверху, в просветах между обнажающихся перед долгим зимним сном деревьями — клочья голубого, как цветы пролески, неба и обрывки белых облаков. Краски леса, яркие и в то же время стремительно бледнеющие, как последний привет лета, его стремительная агония. Бело — охристый ковёр листвы в каплях росы шелестит под ногами. Сверкают на солнце набрякшие каплями паутинки. Ноздри жадно ловят почти привычные запахи прелой листвы, хвои, промокшей коры и сырости.
Тишина. Только ветер шумит, да изредка скрипнет дерево, всхлипнет, вскрикнет — и успокоится. И снова прозрачная вуаль тишины накрывает лес.

Мы идём рядом и молчим. Гончие носятся вокруг, не касаясь листвы, в беззвучном рычании открывая клыкастые пасти. Горят серебром и киноварью их большие умные глаза, хлещут по жёстким, покрытым блестящей бархатистой шерстью бокам, колючие чёрные хвосты. Два грозных и страшных создания играют друг с дружкой в догонялки, как простые щенки. Только очень большие. И совершенно непривычные глазу.
Охотник устал. Ему, в отличие от них сейчас необходим отдых. В воспалённых, заспанных глазах, выделяющихся, словно два провала, на застывшем обветренном лице, плавают едва различимые искры далёких созвездий. Движения его, как всегда, скупы, точны и неторопливы, но вместо привычной волчьей грации нет — нет, да и промелькнёт отголосок неверности, неточности. Словно осечка вместо выстрела.

— Поможешь?

Он неторопливо, выверенным до мелочей движением, поправляет иссиня — чёрные перевязи с клинками, и холодный металл, впитавший ледяную бездну межзвёздных пространств тихонько звенит осколками хрустальных граней мироздания.
— Бездна услышала тебя. — говорит этот завораживающий звон.

— Ты звал нас. И мы пришли. Извини, что поздно.

Неожиданно мягкий и молодой голос охотника раздаётся прямо в голове.

— Мы давно следим за той тварью, но, как помнишь, не можем вмешиваться напрямую. И всех, кто ей одержим, отследить сложно.
— Инферно нарастает.
— Да… Но не в наших силах остановить его. Ты же знаешь, мы можем бороться лишь с последствиями.
— Да… У каждого свои задачи...

Сухощавая рука в перчатке — кастете поправляет растрёпанные порывом ветра волосы и вынимает из них брошеное хулиганом — ясенем семечко.

— Нет. Никакой оплаты, не сходи с ума. Как тебе вобще пришло такое в голову?!
— Благодарю.
— Не стоит благодарности. Мы ждали зова.
— Но…
— Никаких но.

Иссиня — чёрная спина поворачивается и густые локоны ударяют по ней. Протяжный свист. Четыре острых уха настораживаются, четыре внимательных глаза смотрят с нетерпением. Кисть в шипастой перчатке вытягивает из воздуха листок и театральным жестом кидает его гончим. Те смотрят внимательно, словно фотографируют каждую чёрточку.
Короткий миг — листок жарко вспыхивает и осыпается лёгким пеплом на сырые листья, колыхнувшиеся стебли пожухлой травы и сизые от росы паутинки. Ещё миг — и две чёрные тени уже несутся вперёд, словно стремительные, хищные, смертоносные птицы. Адские гончие взяли след.
И за ними неторопливо, сквозь бело — малиновые, с оранжевыми каплями ягод, заросли бересклета уверенно шагает охотник. И осеннее солнце играет на металле наплечников его, так похожей на доспехи, одежды…